Пак Нелли Сергеевна,
доктор филологических наук, профессор,
зав.кафедрой ориенталистики Казахского университета
международных отношений и мировых языков им. Абылай хана.

Путь в корееведение

К научному изучению своего родного языка – коре мар я пришла случайно, когда в Казахстан после распада Советского Союза стали приезжать зарубежные ученые и исследователи. До этого времени мои научные интересы были сконцентрированы на индоевропеистике. После защиты PhD по филологии я готовила диссертацию на степень DoctorofPhilologicalSciences. Была осень 1989 года. После научной стажировки в Москве в Академии наук я вернулась в Алматы и приступила к подготовке монографии. Но по счастливому случаю я познакомилась с докторантом Гарвардского университета, ныне известным профессором Университета Британской Колумбии Россом Кингом. Эта встреча и определила дальнейшую область моих научных интересов. Я и поныне благодарна Россу Кингу за то, что он ввел меня в эту интереснейшую область корееведения – корейскую диалектологию.

С тех пор началась интереснейшая пора моей научной жизни, которая продолжается и по сей день. Я целиком перешла на исследование языка, на котором я говорила дома в семье с детства. Родители говорили между собой только на коре мар – на одном из Северохамгенских диалектов. Его корееведы называют 7-ым диалектом корейского языка, это диалект юкчин. Хотя всем известно, что в корееведении выделяют 6 диалектов, но юкчин отличается существенно от остальных тем, что он сохранил черты среднекорейского периода и изучение его очень важно для истории корейского языка, для корейской диалектологии, а также может оказаться полезным для освещения некоторых проблем алтайской гипотезы. Следует отметить, что на этом диалекте говорят и члены китайской диаспоры, и он описан китайским лингвистом Хан Чингэном. Однако юкчин советской диаспоры наряду с одинаковыми чертами китайского юкчин имеет и отличия.

Научная деятельность в новой для меня области оказалась весьма продуктивной. В 2004 году я защитила докторскую диссертацию на тему «Проблемы исчезновения миноритарных языков», которая издана под названием «Корейский язык в Казахстане: проблемы и перспективы». В этом исследовании, наряду с описанием диалекта юкчин, изложены, какие языковые процессы происходят в языке корейской диаспоры, как исчезает один язык и как возникает новый в условиях иноязычного окружения, когда язык функционирует изолированно вдали от своей этнической родины – Кореи (155 лет изоляции, из них 75 лет относительной и 80 лет абсолютной изоляции) .

Наши семейные ценности

Пак Нелли Сергеевна с родителями

Занимаясь близкой к своему корейскому происхождению теме, я целиком посвятила себя ей. Главными учителями в исследовании родного языка были мои родители. Могу сказать, что моя научная жизнь оказалась плодотворной только благодаря тем семейным ценностям, которые были заложены в детстве.

В своей памяти я бережно храню то бесценное наследие, которое я получила именно в семье от своих родителей Пак Сергея Николаевича и Цхай Татьяны Тимофеевны. Я имею в виду не столько духовные семейные ценности, а они для каждой семьи единственные, уникальные, неповторимые, сколько те знания, которые переданы ими мне и составляют огромную ценность для науки в целом, в том числе и для корееведения, для изучения языка советских корейцев. На склоне своих лет им выпала участь, а может быть, или, скорее всего, счастье быть соратниками, единомышленниками, соавторами моих научных изысканий. В течение почти 15 лет я училась у обоих заново, осознанно, родному языку – коре мар, собирала по крупицам сведения о языке, вникала в смысл каждого слова и фразы, произнесенные ими, фиксировала все оттенки смысла, понимая, что никем еще неописанный язык больше услышать не от кого. Дело в том, что оставшихся в живых носителей редкого диалекта, так называемого юкчин, уже, можно сказать, почти нет. А с годами они становятся все более значимыми. Мама ушла из жизни в 1995 году, и сегодня я остро нуждаюсь в ней. Папа прожил долгую жизнь, он ушел в своей день рождения, когда ему было ровно 100 лет. Он долго был для меня источником научной информации. Сегодня, если бы я была поэтом, написала бы какую-нибудь оду в их честь, но я не поэт. Простые слова не могут вместить всех чувств, которые я испытываю к ним. С глубокой благодарностью к ним, я повторяю известные всем слова, что основа будущего для любого человека закладывается в семье с самого раннего детства. Не думаю, что родители помнили этот принцип и хотели следовать ему, но мы, их дети, просто следовали и следуем их поступкам, принимали и принимаем их жизненные ценности как данное.

Незадолго до ухода из жизни мама спросила, как бы для себя, а что же я сделала в своей жизни. Я не смогла в тот миг от растерянности произнести то, что я думаю об этом. Возвращаясь к той минуте, мысленно говорю ей – что она сделала все, что должен оставить после себя человек, покидая этот мир: состоявшихся сына, дочь, внука и правнучку, оставила след и в науке, всю свою жизнь сеяла вокруг себя доброе, разумное.

Поколению моих родителей пришлось испытать многое: переселение, затем война, а еще пришлось пережить перестройку, тоже непростые времена. Все эти события не могли не сказаться на судьбах целого поколения. Судьба моих родителей подобно судьбам большинства советских корейцев того поколения – следствие тоталитарной системы. В 1937 году они оказались в Казахстане. Мои родители попали в Казахстан иным путем. Отец в 1937 г., в год переселения корейцев с Дальнего Востока, служил в рядах Советской Армии в г. Иркутске и был демобилизован в 1938 г., когда семья уже жила в Казахстане в Уштобе. По его рассказам, он знал о депортации и встречал проезжающие поезда в надежде хотя бы на миг увидеться с семьей, но этого не случилось. Встретился с семьей уже в Уштобе, где находилась мама с малолетним сыном – моим братом. После демобилизации папа работал в системе связи, сначала экономистом, затем его назначили заместителем начальника районной конторы Связи (Почты), затем начальником конторы Связи (Почты), где он работал с 1939 по 1945 гг. Кстати, Связь (Почта) во время 2-ой Мировой войны причислялась к фронту, она была военизирована и ее работники не призывались на фронт. Сегодня работавшие в то время в системе Связи приравниваются к участникам войны.

Помню, как часто родители говорили о том, как хотели учиться, но постоянно что-то мешало: когда папа учился в Рыбтехникуме на Дальнем Востоке, техникум закрыли и заняли под военные казармы, поэтому не мог закончить, учился на факультете журналистики в Казахском Государственном университете, но диплом КазГУ тоже не получил, так как работающие и обучающиеся заочно не могли по собственному желанию поехать на сессию без разрешения секретаря Райкома партии и т.д. Что касается мамы, то, окончив педтехникум в Новокиевске, не могла найти работу по профессии педагога, так как не было корейских школ. В силу описанных обстоятельств родители не смогли реализовать себя профессионально. И сегодня мне становится понятным их страстное желание создать детям основу для лучшего будущего. Они уделяли большое внимание нашему воспитанию и просвещению. В те сложные послевоенные годы мало кто мог выписывать для своих детей газеты и журналы. Несмотря на это, для меня отец выписывал детский журнал «Мурзилка», а для брата – газету «Пионерская правда». Брат читал ее, не пропуская ни слова, начиная от «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до последних строчек. Уверена, что интерес и привычка к чтению появились именно тогда, в детстве. Думая о нашем будущем, родители постоянно вели разговоры о том, где мы должны учиться, чего мы должны достичь. Помнится, папа к окончанию школы братом, говорил о том, что он после института должен непременно поступить в аспирантуру, а вот мне, как девочке, достаточно и института. Я, честно говоря, не понимала даже, что это такое институт, училась тогда в 4 или 5 классе. В то время мы не были столь осведомлены, как нынешние дети.

Мне бы хотелось сказать еще немного о них как о моих единомышленниках, об их вкладе в корееведение. С распадом СССР, когда из-за рубежа к нам свободно стали приезжать наши соотечественники, в том числе и ученые, мы – коре сарам – стали ощущать свою уникальность. В языке и культуре коре сарам скрестились тюркский и славянский миры с корейским. Интенсивное изучение этого феномена вылилось в научные труды: защищены докторские диссертации по языку советских корейцев в Гарвардском университете (США) Россом Кингом, в Корее – Квак Чхун Гу, в Казахском университете международных отношений и мировых языков (Казахстан) – Пак Н.С. Сегодня сформировалось целое направление в корееведении. Более того, ученые Южной Кореи по гранту ЮНЕСКО «Культурное наследие» провели полевое исследование по изучению культуры именно коре сарам. Я хочу подчеркнуть важность и ценность того этнического культурного наследия, которое сохранили в большей степени мы – коре сарам вследствие особой исторической судьбы. Говоря об этом, я испытываю безмерное чувство благодарности моим родителям только за то, что они понимали важность и нужность изучения коре мар, чему я посвятила более 25 лет.

Активная работа втроем над сбором материала по коре мар длилась более 6 лет, а после ухода мамы работа с папой – 15 лет. В непростые годы перестройки семья нашла убежище в творчестве, и именно те годы были наиболее плодотворными, несмотря на житейские трудности. На протяжении всего времени работы над словарем, который мы составляли вместе с моим американским коллегой Россом Кингом (он приезжал в Алмату почти ежегодно), мои родители никогда не сетовали на усталость от работы, понимая важность ее для последующих поколений корейцев и корееведов. Более того, они торопили меня и, побуждая к работе и повторяя, что если я не зафиксирую сейчас сказанное ими, ценные сведения о языке и культуре коре сарам уйдет навсегда вместе с ними. Для них это был труд, в который они вложили всю свою душу. Их желанием было – оставить след будущим поколениям. Слова были пророческими: последующие поколения коре сарам все меньше и меньше владеют языком и знаниями об особенностях своей культуры, о событиях дальневосточного периода жизни и др.

Размышляя о трудностях совместной работы над словарем коре мар, мне вспоминается один диалог. Дело в том, что порой над значением только одного слова мы втроем, мама, папа и я, сидели по несколько часов и родители с трудом вспоминали порой само слово. На вопрос, почему, зная хорошо свой язык, они не знают данного слова, они отвечали: а что ты хочешь, мы за 50 лет ни разу не употребили его. Вот так исчезают языки: из-за не востребованности. Исчезновение, отмирание языков – это отдельная тема и отдельная проблема. Об этом много говорят и пишут, к сожалению, только лингвисты.

В поисках своих корней

У корейского народа существует прекрасная традиция знать и вести свою родословную –              

Мы же, советские корейцы, постепенно, живя вдали от своей родины, ее утратили. Особенно, когда при депортации с Дальнего Востока в Среднюю Азию спешно приходилось сжигать свои старые фотографии и документы. Однако интерес к своим корням у корейцев заложен генетически.

В этом небольшом рассказе я хотела бы изложить историю поисков своих корней – одному из главных семейных ценностей корейского народа, которому я посвятила много времени. Эти поиски были не самоцелью, а частью моих научных изысканий – исследованию языка корейской диаспоры бывшего СССР, который сами коре сарам называют коре мар.

В 2015 году я получила приглашение от Дальневосточного федерального университета для чтения курса лекций о языке корейской диаспоры. Я приняла с удовольствием это предложение, так как давно планировала побывать в местах, где прошла молодость моих родителей и куда мигрировали их предки. Естественно, я ехала туда с большим волнением и в предвкушении походить по земле предков. Мои ожидания поначалу мало оправдались. Мне не удалось побывать в Тизинхе, так как этого селения уже давно нет. Вместо селения на месте бывшего поселения осталась только мемориальная плита. Тизинхе – это самое первое корейское селение в Южно-Уссурийском крае и оно появилось в 1864 г. в долине реки Тизинхе. [В.Пак. Первые корейские семьи Южно-Уссурийского края. Книга 3. Владивосток, 2013. С.79].

В том же году были основаны Верхнее и Нижнее Янчихе. [А.И. Петров. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы Х1Хвека. Владивосток, 2000. С.66].

Меня интересовали селения Верхнее Янчихе и Нижнее Янчихе. В Верхнем Янчихе жили предки по маминой линии – Цхаи, а в Нижнем Янчихе жили (Чхунчхон) Паки – предки по папиной линии. И как рассказывал отец, Паки брали в жёны невест из рода Цхай именно из Верхнего Янчихе, т.е. Цхаи и Паки были сватьями.

Главной причиной моих устремлений попасть в Верхнее Янчихе было то, что, по словам моей мамы, в числе первых переселенцев Верхнего Янчихе был мамин прадед Цхай Макар. По её утверждению, она видела в списке жителей этого селения в Сельсовете фамилию Цхай Макар, которая была третьей. В само селение я не попала, но мне очень повезло в другом. В культурном центре г. Уссурийска вышла Книга 3 Валентина Пака из цикла «Первые корейские семьи Южно-Уссурийского края», и она любезна была подарена мне Председателем культурного центра В.А. Ли. В этой книге даны посемейным списком все жители Янчихе. К великой радости в списке фамилий первых переселенцев Янчихе я нашла фамилию Цай (Цхай) Макар. Причем, ниже были имена его сыновей – но вместо имени Семен значилось Турцае, т.е. второй сын. В родословной нашей семьи по материнской линии отмечено, что сыном Цхай Макара был Семен. Далее Цхай Семен это отец моего деда Цхай Тимофея Семеновича, а его дочерью является моя мама Цхай Татьяна Тимофеевна. Таким образом, мне удалось восстановить родословную нашей семьи по материнской линии, начиная с 1850 года, зафиксированную документально в 1864 году.

Я представляю 5-ое поколение корейцев, живущих за рубежом. А мои дети и внуки составляют уже 7 и 8 поколения.

Оказавшись в Уссурийском крае, я не могла не воспользоваться своим пребыванием и несколько дней провела в Государственном историческом архиве Дальнего Востока в городе Владивостоке. Нашла редкие материалы для дальнейшего исследования по языку советских корейцев, а также важную информацию о том, что переселение корейцев в Россию началось раньше, чем официально принято считать, т.е. официально датируется 1863 годом, а фактически лет на десять раньше. Приведу эти утверждения целиком из архивного материала: «Первое переселение к нам корейцев к нам началось с самого момента занятия нами Южно-Уссурийского края с начала 60-х годов, переселенцы из Кореи образовали первое корейское селение Андреевку в долине Майхе, а в Посьетском участке до 1862 г. не составляли групп, а жили отдельными разбросанными фанзами, в селения стали группироваться с 1863 г.; самое главное массовое переселение в наши пределы корейцев было в 1868 и 1869 годах вследствие сильного голода в Северной Корее, примыкающей к нашей границе. [Из истории сел Посьетского района. Документы и материалы Российского Государственного исторического архива Дальнего Востока. Владивосток, 2004. С.22.]

Этот небольшой по объему сборник, но бесценный с точки зрения архивных данных я получила в подарок на кафедре корееведения Дальневосточного университета. Его авторы – Н.А. Троицкая и А.А. Горчаков называют Приморский край Жемчужиной Приморья. Уникальный уголок Дальневосточного края России интересен своим географическим положением. С одной стороны, он вытянулся вдоль берега залива Петра Великого, с другой, вдоль границы между Россий, Кореей и Китаем. Не меньший интерес представляет, пишут авторы, и история этого края: на его территории основаны первые в южном Приморье русские посты и решались вопросы пограничного размежевания между Россией и Китаем. В этом месте происходило теснейшее взаимодействие носителей европейской русской и восточной корейской культур. К сожалению, история района еще не написана исчерпывающе, особенно досоветского периода, и ждет своих исследователей, в том числе корееведов.

Чаще всего Посьетский район (район переселения и проживания первых советских корейцев, ныне Хасанский район) и сам Посьет упоминается в работах, посвященных истории подписания Пекинского договора и географических открытий Дальнего Востока.

Для меня же, как и многих советских корейцев, особенно живших в этом крае, само слово Посьет имеет совершенно иную ценность и ассоциируется с непростыми судьбами нескольких поколений наших предков.

Мне представился такой случай, который глубоко взволновал меня. По пути из Владивостока в Уссурийск я увидела на дороге табличку с надписью «Тавричанка». Это название населенного пункта. Мне было очень знакомо это слово, и я вспомнила, что мама очень часто называла его, но произносила с корейским акцентом «Табрчанка» (ведь в корейском языке нет буквы [в]!). Мама упоминала название этого поселка, когда рассказывала о дальневосточной жизни. Корейцы на Дальнем Востоке жили компактно и родственники тесно общались друг с другом. Семья родной сестры моего отца жила в селе Барабаш, откуда муж сестры ездил на работу в Тавричанку. И она рассказывала о многих событиях, связанных с этим местом. Вот такое, казалось бы, обычное название, а вызвало массу воспоминаний из рассказов о Дальневосточной жизни моих родителей.

Январь 2018, город Алматы, Казахстан.

***

Источник:
Institute for Russian and Central Asian Studies(IRCAS)
Russia & Central Asia March 2018 No.3